Набоков. «Отчаяние»

ОтчаяниеНабоков написал шестнадцать романов. Шестнадцать. Но для многих он все равно остается автором одной книги, которую, впрочем, они не читали.

В общем, все живут со знанием, что Набоков — это про нимфеток и страдания по утерянной родине. И какой роман ни возьми — хоть первую, пробную «Машеньку», хоть американский кампусный «Пнин» — все о России, а берешь примитивную «Камеру-обскура» или тяжеловесную «Аду», завершающую набоковский метароман, пишет он про любовь.

Казалось бы, для тех, кому эти две темы не нравятся, вход закрыт. И не оценить им чудесный слог, который так хвалят истинные адепты. Но есть «Отчаяние», в котором есть любовная тема, но сведенная к минимуму, есть разговоры про большевиков и коммунистов, но не имеющие отношения к основному сюжету.

Однако это был Набоков, если бы все было так просто. «Отчаяние» — скорее не литературное произведение, но литературный эксперимент. Главному герою отдается в руки перо, и он сам начинает повествование.

Литературные приемы

Автор развязывает себе руки. Пишет не он, а герой. А значит, он может действовать как захочет. В том числе высовываться сквозь четвертую стену, учить читателя жизни и тому, как правильно писать хороший роман.

Он издал звук, который неразборчивые в средствах романисты изображают так: «Гм».

Мне нравилось — и до сих пор нравится — ставить слова в глупое положение, сочетать их шутовской свадьбой каламбура, выворачивать наизнанку, заставать их врасплох. Что дeлает совeтский вeтер в словe ветеринар? Откуда томат в автоматe? Как из зубра сдeлать арбуз?

Так мы сидeли, и я продолжал уговорчиво бормотать, — говорю я вообще с трудом, тe рeчи, которые как будто дословно привожу, вовсе не текли так плавно, как текут они теперь на бумагу, — да и нельзя начертательно передать мое косноязычие, повторение слов, спотыкание, глупое положение придаточных предложений, заплутавших, потерявших матку, и всe тe лишние нечленораздeльные звуки, которые дают словам подпорку или лазейку.

И здесь Набоков не упустил возможности продемонстрировать свое отношение к автору «Преступления и наказания»:

Стоп, жалость. Я не принимаю вашего соболeзнования, — а среди вас навeрное найдутся такие, что пожалeют меня, — непонятого поэта. «Дым, туман, струна дрожит в туманe». Это не стишок, это из романа Достоевского «Кровь и Слюни». Пардон, «Шульд унд Зюне». О каком-либо раскаянии не может быть никакой рeчи, — художник не чувствует раскаяния, даже если его произведения не понимают. Что же касается страховых тысяч…

Формулировки

Несколько цитат из текста:

Скорбно закивал и опять сплюнул. Всегда удивляюсь тому, сколько слюны у простого народа.

Я там нашел золотой окурок, кусок чешской газеты и еще — то жалкое, безличное, что незатeйливый пeшеход оставляет под кустом. Нeсколько изумрудных мух дополняло картину.

Как часто случается с полуграмотными, тон его письма совершенно не соотвeтствовал тону его обычного разговора: в письмe это был дрожащий фальцет с провалами витиеватой хрипоты, а в жизни — самодовольный басок с дидактическими низами.

Как-то в Петербургe, будучи в гостях, я сказал: «Есть чувства, как говорил Тургенев, которые может выразить одна только музыка». Через нeсколько минут явился еще гость и среди разговора вдруг разрeшился тою же сентенцией. Не я, конечно, а он, оказался в дураках, но мнe вчужe стало неловко, и я рeшил больше не мудрить. Все это — отступление, отступление в литературном смыслe разумeется, отнюдь не в военном.

Сюжет

Да, сюжет здесь на последнем месте. Обычный детектив, паразитирующий на теме двойничества. Линейная фабула с редкими отсылками к предыдущим главам. Тем не менее, по Набокову, книжки можно только перечитывать, то есть настоящее прочтение возможно только со второго раза. Этот принцип применим к авторским текстам, возможно, более, чем к каким либо другим.

Напоследок, если вам не понравился финал, можете прочитать финал авторского английского перевода, который расширен на полтора абзаца и дает большую определенность дальнейшей судьбы героя. Мне он оказался ближе.

Опубликовано 31.10.2015