Набоков. «Защита Лужина»

Защита ЛужинаС чего начать знакомство с писателем В. Сириным? Под этим псевдонимом Владимир Набоков публиковал свои русскоязычные романы. «Машенька» — это дебют, и, возможно, недостаточно отражает само явление Набокова как писателя. «Дар» — это вершина прозы. Поэтому следует выбрать что-нибудь посередине.

Главный герой Лужин (имя-отчество мы узнаем лишь на последних страницах, ну не нужно это!) рождается аутичным ребенком. Проявляя к жизни мало интереса, он таки находит свою главную страсть — шахматы. Автор о герое пишет так:

Он находил в этом глубокое наслаждение: не нужно было иметь дела со зримыми, слышимыми, осязаемыми фигурами, которые своей вычурной резьбой, деревянной своей вещественностью, всегда мешали ему, всегда ему казались грубой, земной оболочкой прелестных, незримых шахматных сил.

Несколько цитат

За что мы любим Набокова? За продуманные метафоры и сравнения. Для демонстрации, мне кажется, подойдет вот следующий фрагмент. Это ж надо было сравнить кино и астрологию. Но как точно!

Когда и эти сроки прошли, он подарил Лужину денег, как дарят опостылевшей любовнице, и исчез, найдя новое развлечение в кинематографическом деле, в этом таинственном, как астрология, деле, где читают манускрипты и ищут звезд.

Несколько наивными выглядят попытки Набокова ввести новые слова в русский язык, избегая англицизмов. Возможно, в начале своего творческого пути писатель не отдавал себе отчет, что отныне его влияние на родине минимально. Эмигрировав, он оторвался от русскоязычной среды. Да, слово «нимфетка» потом войдет во все языки мира, но пока — кроссворд и в России останется кроссвордом.

Дочь показала ей последний номер берлинского иллюстрированного журнала, где в отделе загадок и крестословиц была приведена чем-то замечательная партия, недавно выигранная Лужиным.

И, конечно, Набоков не преминул подколоть «так любимого им» Достоевского:

Соответственно с этим профессор запретил давать Лужину читать Достоевского, который, по словам профессора, производит гнетущее действие на психику современного человека, ибо, как в страшном зеркале...

Критика советской власти

Люди, которые утверждают, что Набоков аполитичен, по моему мнению, крайне заблуждаются. Дед — министр юстиций, отец — лидер партии кадетов. С чего бы ему интересоваться политикой? Только бабочек ловить. Так вот, легче всего верность моего тезиса продемонстрировать на примере «Защиты Лужина».

По сюжету жена Лужина хочет отвлечь его от шахмат. Поэтому она решает позвать гостей, поехать в путешествие, а потом — читать газеты. Сначала эмигрантские, а потом советские.

Когда же она обращалась к газетам потусторонним, советским, то уже скуке не было границ. От них веяло холодом гробовой бухгалтерии, мушиной канцелярской тоской, и чем-то они ей напоминали образ маленького чиновника с мертвым лицом в одном учреждении, куда пришлось зайти в те дни, когда ее и Лужина гнали из канцелярии в канцелярию ради какой-то бумажки. «...> Чиновник огрызнулся на бедного Лужина за курение в присутственном месте, и Лужин, вздрогнув, сунул окурок в карман. В окно был виден строящийся дом в лесах, косой дождь; в углу комнаты висел черный пиджачок, который чиновник в часы работы менял на люстриновый, и от его стола было общее впечатление лиловых чернил и все того же трансцендентального уныния.

Вот эта формула, которую выработал Набоков, — лучшая формула, которая определяет сущность свойской власти. Трансцендентальное уныние. Трансцендентное — это умозрение. Где нет чувств, геометрия, математика. Не важно, имеет ли отношение к реальности.  Начиная с греков, разум почему-то ставится выше других методов познания мира. «Человеку надлежит не плакать, не смеяться, не проклинать, а понимать», — говорится в «Этике» Спинозы.

Трансцендентальное — то, что связано с трансцендентным, но при этом пытается вернуться к тому, что мы называем реальностью. Трансцендентальная терминология стала основной у советской власти. Например, «рабочий класс». Рабочий действительно есть — вон он ходит с гаечным ключом, гайки завинчивает. Между тем, это целое понятие. Или «правый уклонист», или «троцкист». Этого было немеряно.

Когда у жены Лужина ее новая советская подруга спрашивает: а кто ваш муж? белогвардеец? консерватор? — та засмеялась. Он никто, он шахматист. Он не знает, что произошла революция, что была гражданская война. Так, в общем, и все люди. Они не походят под категорию интеллигента, пролетария, кулака, ученого. Человек всегда сложнее любого определения, которое ему можно дать. В рамку его не втиснуть.

Набоков — очень сильный социальный писатель. Но только другого плана. Он не будет входить ни в какие политические партии, но напишет очень ярко. И мы оценим именно это.

Опубликовано 27.03.2015