Источник: предновогоднее интервью Леонида Парфенова телеканалу «Дождь»
Две тысячи четырнадцатый — переломный год. Он многое определил. Я думаю, потом мы будем вспоминать, что началась какая-то новая эпоха, которая обозначилась весной этого года.
Год начинался одним, продолжился другим, закончился третьим. Все взаимоисключающие тренды. Мы начали Олимпиадой и всему миру показали, что мы родина Набокова, Шагала и Зворыкина. А потом мы оказались родиной зеленых человечков. И дальше тренд совершенно изменился. Оказывается, ничего мы миру не собираемся показывать, клали мы на него с прибором. И вообще весь мир шагает не в ногу, одни мы шагаем в ногу. Зато вот какая эйфория — Крым наш!
Потом выяснилось, что все не так-то просто. Потом завязла так называемая Новороссия. Как-то Харьков совсем был не готов уйти в Россию, хотя сначала клятвенно обещал. И с Одессой, в общем, не получилось, несмотря на все кровавые события. Она возгорелась один раз, но синим пламенем полыхать, как Донецк, не стала.
И сейчас с этими чудесными падениями курса на сто процентов. Это тоже посеяло совсем другое настроение. Это еще не разочарование, но явно беспокойство. Я говорю про массовое восприятие событий. Вряд ли кто-то сейчас находится в ощущении, что абсолютно все хорошо.
Что будет дальше?
Ясно, что мы на пороге кризиса. Никогда уже не будет таких баснословных цен на нефть. Этот период очень большой халявы закончился. Золотой дождь, который сыпался, прекратился и наступила великая сушь. Мы за это время новой армии не приобрели, нового образования, новой медицины — мы ничего не построили, никакой общественной структуры. Мы даже дорогу Москва — Петербург не проложили. Мы даже умудрились за 15 лет исправить дорогу между двумя столицами.
И надо будет жить по-другому. И мы узнаем в 2015 году, что у нас производительность все эти годы была ниже польской. Да, у нас экономика сильно меньше немецкой, меньше японской. Просто позорно меньше. 140 миллионов россиян со всей нефтью и газом производят настолько меньше продукции, чем 80 миллионов немцев, что это просто должно считаться национальным позором.
Национальная идея
Я недавно читал результаты большого, комплексного исследования про отходничество. Как правило, в райцентрах работы нет. То есть она есть в бюджетной сфере (детсады, школы), есть малый и средний бизнес (в основном торговый), но в принципе работы нет. Молодежь уезжает сразу, а для тех что называется «поздняк метаться» — когда 35-40, двое детей, родители и здесь есть жилье — работы нет.
И тогда получается, что из какого-нибудь Кологрива проще поехать в Нижний или в Ярославль. Скажем, на две недели поработать в торговом центре охранником, а потом на неделю приехать, чтобы помогать родителям, помогать в огороде, поднимать детей. Бывает, конечно, что и семьи распадаются, потому что в Ярославле заводится параллельная.
Их спрашивают в этом исследовании: «А вы при каких условиях из Кологрива, условно говоря, не поехали бы?» Человек отвечает: «Ну, хоть бы 20 тысяч в месяц бы выходило, ну, хоть как-то можно было бы жить». Вот результат благословенных годов. Огромная страна, гигантское количество населенных пунктов, которые, как правило, основаны глубоко допетровские времена, на Святой Руси.
А теперь непонятен смысл жизни. Мужику что здесь делать-то? В Белозерске сейчас шесть тысяч жителей. И нагород со всех сторон наступают леса. 1150 лет было понятно, чего жить. Белозерская дружина решила исход Куликовской битвы, выручила Дмитрия Донского. Сейчас придет в голову какому-нибудь правителю Москвы, что Москву в чем-то выручать Белозерск?
Нет никакой единой России, кроме той, что неспроста пишется в кавычках.
Этой ткани страны, в которой 140 миллионов человек обеспечивают себя, платят налоги, живут. Не ждут, что государство придет и чего-то им даст. Как наши предки, по шесть человек было в семье. Никаких федеральных трансфертов не знали, никаких пенсий от государства не получали.
Огромное количество людей привыкли к тому, что платят мало, так и не делаю нифига. Это еще и при советской власти было. Ведь огромное количество людей говорило: «Ну, чего, как устроился?» — «Да сто двадцать пять, зато ничего не делаю».
Как что-то менять?
Государство все время упрямо продолжает — так ему удобно, понятно, и так лояльнее население, и так оно ни о чем не спрашивает и делегирует власти все — государство, власть — а они у нас слились воедино — продолжает раздавать рыбку. Как известно нужно раздавать удочки, чтобы люди сами ловили. А когда уже третьему поколению только рыбку раздают, конечно, никто не помнит, как это самому удочку забросить и рыбку получить.
Люди не понимают, что так просто интереснее жить. Мне всегда кажется, что предприимчивость — часть человеческого характера. Человеку хочется чего-то в жизни совершить. Что-то сделать и знать, что это мое. Вот этого не было, а теперь оно есть. Вот без меня здесь даже солнце не вставало. А я пришел и это сделал. Не вообще прийти в девять часов в контору, а в шесть вечера уйти, сдав ключик вахтерше внизу и расписавшись в книге прихода и ухода.
Большинство этого даже не представляет. Огромное количество людей понимает, что должна быть месячная зарплата. Что такое проектное финансирование? Мы сделали дело и получили с этого дела что-то. А не сделали — то ничего не получили.
Люди сами этого не поймут, пока им не дадут возможности. А это государство этого не сделает. Как не делает уже 15 лет. Каждая встреча президента с бизнесом — при том, что там сидят только гиперолигархи — каждая встреча проходит под аккомпанемент одних и тех же разговоров, что хватит кошмарить, остановите проверки и прочее, и прочее. Говорится одно и то же. Но поскольку все силовики кормятся с этого бизнеса, ударить им по рукам никто не может. Некому, все устройство такое.
Я не вижу национального проекта
Польша — второе по населению славянское государство. Большая страна, 35 миллионов. Там видно, даже по тиражам национальной прессы, что есть общественные интересы, есть общественная жизнь. Есть критическая масса, занятая своим делом людей, которым нужно каждое утро читать одну из трех общенациональных «буржуазных» газет. Либо Wyborcza, либо Rzeczpospolita, либо Dziennik. Так же как есть французы, которые читают Le Figaro, Le Monde и Libération. Так же как англичане — The Times, The Daily Telegraph, The Independent.
У нас этого нет. Человек утром пьет чай, кофе или что оно там пьет, и читает газету, потому что он сверяет свой пульс с пульсом общественной жизни. И знает, что такая газета говорит таким языком и ориентирована на такой круг, а такая — на вот этот. У нас национальными изданиями являются таблоиды, которые рассказывают про личную жизнь одних и тех же звезд уже 15 лет. Там и личной жизни никакой уже нет.
Правительство — не правительство
Это, конечно, вопрос отдельной безответственности элиты. Которая не может предложить нации надлежащую, действительно актуальную повестку дня. Что у нас так-то и так-то, мы должны сделать то-то и то-то. Мы за это время потратили огромное количество времени, воздвигнув феерические резиденции, фантастические олимпийские стадионы. Теперь у нас одноразовые футбольные поля, соответствующие всем международным стандартам.
У меня только вопрос. А если бы не требования ФИФА, мы бы не стали строить аэропорт в Саранске? У нас нет собственных мотивов развивать столицу Мордовии. Только от того, что нужно Блаттеру ее как-то сдавать?
В этом, конечно, есть огромная безответственность элиты, которая не знает, на что они пускают — на престиж, на представления о том, как должна выглядеть великая держава. Как этот фермер сказал в присутствии Владимира Путина: «Россия производит впечатление великой страны, но больше ничего не производит». И весь зал заржал.
Ну и что это за элита. Власть, партия, но партия и партией не является, парламент, но парламент парламентом не является, правительство не является правительство. Последние лет десять все фактически упирается в одного человека. Мы опять оказались в вождистской стране в абсолютистском стане, который опять-таки не строй. Переходный период. Брежневский СССР не такой, как хрущевский СССР, совсем другой, чем сталинский.
Что говорить о системе, которая настолько хрупка, что неспособна выдержать даже второй срок Медведева. Эта феерическая стабильность! Даже вот такое робкое движение, обновление поколений — нет ничего. Только повторить то, что было до сих пор. Давайте теперь из 2000-го года снова начнем отсчет еще двух сроков.
Нет запроса от общества
Журналистика существует от того, есть запрос у людей или нет запроса у людей. В ФРГ в 1962 году очень наехали на журнал Der Spiegel. Тогда так вступилась нация за журнал Der Spiegel и за право журнала рассказывать нелицеприятные вещи о правительстве, что тогдашнего министра обороны Франца-Йозефа Штрауса, великого, безусловно, человека, кончилась федеральная карьера.
И тогда это не дело журналиста, а дело общества, которому нужны журналисты. А если обществу журналисты не нужны, то сколько не рассказывай, что это должно входить в джентльменский набор, свобода слова, мы белая христианская цивилизация, в Европе находимся, что хуже нас только Белорусия — это все не работает.
Если людям можно рассказывать про распятого мальчика, если их это не возмущает и они не спрашивают, а где второй свидетель, такой ад творился на центральной площади и за все эти месяцы не нашлось второго человека с телефоном, который снял; если такое можно втюхать, то чего же не втюхивать? Попробуй проведи прямую линию в той же Польше. На смех поднимут прежде всего. Если есть такое понятие «дежурный по стране», если так представляется, что это власть, так она правит.
